Веня тоскливо звякнул цепью от наручников и переплел пальцы друг с другом, безуспешно стараясь через темную ткань разглядеть любые силуэты. От безысходности он начал считать про себя, чтобы иметь призрачное представление о том временном пространстве, которое отделяло его от коттеджа депутата до точки новой дислокации.

      Веня успел досчитать до двух тысяч, когда автомобиль наконец-то остановился. Дверца, возле которой он сидел, распахнулась, и его снова абсолютно бесцеремонно выволокли наружу, при этом удерживая за шиворот, и повели в неизвестном направлении.

      Услышав специфический гул, показавшийся до боли знакомым, Веня остановился, впопыхах пытаясь определить, что именно это за звук, но грубый толчок тут же вывел его из состояния мимолетной задумчивости и заставил идти дальше.

      - Здесь лестница, - голос Усмана прозвучал слегка приглушенно из-за нарастающего гула.

      Веня приподнял ногу, делая осторожный шаг, и тонкой подошвой замшевой туфли почувствовал первую ступеньку. Один, два, три, четыре...десять. Десять ступенек, ведущих в полную неизвестность.

      Ежесекундно подгоняемый чувствительными пинками в спину он был вынужден повернуть налево и пройти по прямой еще несколько метров.

      - Садись, - Усман с силой надавил Вене на плечо, заставив опуститься своего пленника в мягкое кресло. - Счастливого пути! - с этими словами он сдернул злополучный мешок с тем, чтобы в очередной раз встретиться с полными ненависти зелеными глазами.

      Веня вздрогнул, за доли секунды осознав то, что находится в собирающемся взлететь самолете. За стеклом иллюминатора сквозь ночную темноту пробивались сигнальные огни, призывно подмигивая своими сверкающими окулярами.

      - Куда?! - Веня резко вскочил с кресла, но снова был усажен обратно злорадно ухмыляющимся арабом.

      - На место, собака! - рявкнул он, угрожающе нависая над своим пленником. - Этот рейс в твой последний путь. Постарайся получить удовольствие от пребывания на борту, - Усман резко выпрямился и, уже не обращая внимания на объект своего презрения, добавил кому-то, находящемуся в задней части салона, - Акиль, присмотри за ним! - с этими словами он развернулся и быстро направился к выходу.

      Веня обернулся, высунул голову в проход и оценил обстановку в салоне: почти все сиденья были заняты незнакомыми мужчинами различного возраста и национальностей. Здесь были лица со славянской, кавказской, таджикской внешностью. Некоторые люди оживленно болтали между собой, другие в задумчивости смотрели в окно или перелистывали электронные страницы в мобильных телефонах. Среди них явно выделялся человек арабского происхождения, к которому, по всей видимости, и обращался Усман перед тем, как покинуть самолет.

      В военной форме без знаков отличия, с густой черной бородой на безусом лице и пугающим боевым клинком в крепких руках, которым он демонстративно поигрывал от нечего делать, Акиль выглядел достаточно угрожающе.

      Заметив, что взгляды некоторых присутствующих обратились на него, Веня изо всех сил надрывно закричал:

      - Люди! Помогите! Меня здесь незаконно удерживают! - при этом он демонстративно вытянул руки, показывая наличие наручников на запястьях.

      В ответ раздался лишь недружный смех, лишенный хоть какого-то намека на сочувствие.

      - А ну-ка спрячься! - подал голос Акиль, убирая холодное оружие в пластиковые ножны.

      Понимая, что помощи ждать абсолютно бесполезно, Веня использовал последний шанс и бросился в проход по направлению к выходу.

      Акиль быстро отделился от своего кресла и в несколько больших шагов догнал беглеца уже возле закрытой двери самолета. Некоторые из особо любопытствующих зрителей привстали со своих мест, чтобы получше рассмотреть то, с какой яростью Акиль наносил удары тяжелыми берцами по беззащитному телу, сжавшемуся в трепещущий комок на полу.

      Веня изо всех сил пытался скованными руками прикрыть голову, но у него это плохо получалось: из разбитой правой брови уже полилась кровь, затекая в глаз липким багряным ручьем.

      - Скули, собака, подай голос! - с каждой секундой удары становились все сильнее.

Веня крепко вцепился зубами в окровавленный рукав рубашки, чувствуя металлический привкус во рту, чтобы до последнего не проронить ни единого звука.

      Жестокая пытка приглушила душевные страдания, вынуждая выступить на первый план инстинктам самосохранения. Бешеная порция адреналина заставила болевые рецепторы умолкнуть хоть на какое-то время, превратив организм в одно сплошное неимоверное желание выжить.

      В какой-то момент Акиль остановился. Он всегда чувствовал ту тонкую грань, переходить которую было чревато. Резким движением ухватив Веню, продолжающего прикрывать голову, за воротник, мужчина протащил его через половину салона и кое-как опустил на прежнее место.

      Почувствовав свободу, Веня медленно опустил руки и с ужасом взглянул на свои багряные ладони.

      «Кровь не должна быть видна», - привычная мысль болезненно забилось в мозгу. Зашипев от боли сквозь зубы, он попытался утереть лицо рукавом, оставляя на коже темно-алые разводы.

      Откуда-то сзади снова раздались оживленные голоса - непринужденная беседа, прерванная красочным обучением уму-разуму непокорного пленника, возобновилась, и вскорости на Веню прекратили обращать внимания.

      Он хотел было откинуть голову на спинку сиденья, но тут же поморщился от дикой боли в затылке. Пришлось принять менее удобную позу, в которой организм реагировал меньше всего на эти ощущения.

      Самолет постепенно разогнался, набрал высоту и поднялся в толщи ночного неба, чтобы следовать маршруту, известному всем, кроме Вени.

      Темнота. Впереди - лишь темнота и неизвестность. Возможно ли это при всем при том, что лишь несколько часов назад его окружало высшее общество, блеск кинокамер и звуки аплодисментов?..

      Веня вынужденно опустился на подлокотник, склоняя на плечо потяжелевшую голову. От усталости его начало клонить в сон. Он не понимал, сколько сейчас было времени: одиннадцать, двенадцать часов, а, возможно, уже и следующий день наступил своим чередом. Ему не оставили ничего: ни часов, ни телефона, даже кожаные браслеты заменили на стальные, холодные, неприятно врезающиеся в кожу. Из болезненной полудремы его вывел вполне ощутимый толчок в плечо.